У каждого из нас свой образ войны. Для кого-то это калейдоскоп лиц, голосов и историй.
Автор City51 Надежда Фролова рассказала, с чем для нее связаны воспоминания фронтовиков о Великой Отечественной.
Тридцать лет назад я была обычной ученицей средних классов мурманской школы. С момента окончания Великой отечественной войны в те годы еще не минуло и полвека. Тогдашние ученики, мои сверстники, о войне знали не только из книжек, но и из рассказов родственников и очевидцев. Те, кто уходил на войну юными и те, кто был рожден в годы войны и сразу после нее, нам, детям, казались дряхлыми стариками, но, по сути, таковыми не являлись.
Мы, пионеры и октябрята, встречались с ветеранами часто и слышали их живые рассказы. Реагировали по-разному. Наверное, многое зависело от рассказчиков. Кто-то говорил много, витиевато, даже пафосно, но отклика в детских душах не находил. Некоторые же, смущаясь и путая слова, оправдываясь тем, что на публику говорить не приучены, но оставляли неизгладимый след в памяти своих маленьких слушателей.
Узнавать о войне было интересно. Но при отсутствии жизненного опыта как-то не получалось примерить эти рассказы на себя. Воспринимались они, как детские страшилки, передающиеся из уст в уста и обрастающие невероятными подробностями. Сейчас я жалею только о том, что не фиксировала имена рассказчиков. Как-то не думалось в нежном возрасте о том, что через много лет этих людей просто не станет. Они казались такими… вечными, что ли. Да, многие из них имели увечья и ранения, но так искренне улыбались нам, детям и так звонко звучали их голоса, что и не думалось о том, что когда-то от этих людей останутся лишь смутные воспоминания.
После, уже став взрослым человеком, я постоянно встречалась с ветеранами. То интервью брала, то на концерте, приуроченном к очередной торжественной дате, встречала. Это сейчас я вспоминаю, как старательно готовилась к торжественным концертам и подбирала слова, которые коснутся их сердец. Вспоминаю и думаю – зачем? Не нужно было говорить, нужно было слушать! Это они, ветераны, должны были рассказывать нам, потомкам, о войне.
А ветераны слушали. Улыбались, плакали даже. С каждым годом их ряды редели. Все чаще за столиками в творческих гостиных местных Домов культуры оказывались уже не участники военных действий, а дети войны, труженики тыла, строители послевоенного Мурманска. Они не менее интересно рассказывали о своей жизни, делились проблемами и пели хором нестареющие военные песни. Но это были уже люди, которых война задела вскользь, по касательной, лишь оцарапав сердца своей когтистой лапой.
Сегодня мне стыдно. Стыдно, что не запомнила имен, не сохранила аудиозаписи их затихающих голосов, не скачала в отдельную папку фотографии. Не уберегла. Но в моей памяти, словно в калейдоскопе, крутятся их истории. Всплывают обрывками, переплетаются, сбивая меня с толку. Я помню накрытые бархатными скатертями столы, пожелтевшие фотографии, зацветающий лимон на подоконнике, медали на парадных кителях, нарядные кружевные накидки на подушках, поздравительные открытки из военкоматов, слезы на морщинистых лицах. Эти обрывки воспоминаний для меня и есть моя картина войны.
Мой дед
Дедушка рассказывать про войну не любил. Если и делал это, то всё с шутками-прибаутками, каждый раз добавляя к рассказу несуществующие забавные подробности. И тоже на войну ушел, не дождавшись совершеннолетия, оставив дома мать с целой оравой сестер и братьев. Но главную его историю я все-таки и услышала, и даже зафиксировала.
Помню, как несколько вечеров подряд я, тринадцатилетняя, записывала в тонкую ученическую тетрадь её подробности. Дед на несколько дней вдруг стал сговорчивым и, пусть и неохотно, но на мои вопросы отвечал. В то время я еще не знала, что свяжу свою жизнь с журналистикой. Поэтому из всего услышанного родились стихи.
Девичья вина
Писала девушка солдату,
Писала письма на войну.
А он читал, сверяя даты
И письма нравились ему.
Она писала: "Здравствуй, Петя!
Как, расскажи, твои дела?
Один ты у меня на свете,
Скорей бы кончилась война!"
Он писем ждал, как ждут, наверно,
Зимой холодною тепла.
Но связь работала прескверно,
Вы ж понимаете - война!
Осколком мины ранен в ногу
Под Сталинградом, в сентябре.
Спасибо землякам и Богу,
Что жить остался на земле.
А время шло. Лечился в Томске,
Раненье всё ж - не ерунда!
Деревья детства отголоском
Шептали: "Горе - не беда".
Пришло письмо. Открыл, читает.
В нём: "Здравствуй, КОЛЯ, как живешь?
Люблю тебя и так скучаю,
Но ведь войну не проведешь!"
А адрес на конверте точный -
Бригада, рота, полк и взвод.
Но веет холодом от строчек+
И понял всё Сергеев Пётр.
Она двоим писала сразу,
Искала выгоду, и вот -
Не тот однажды написала адрес,
Не Коля получил письмо, а Пётр.
Любовь прошла, осталась боль глухая.
И шёл он с этой болью по войне,
Порою в пекло самое пихаясь,
По нестерпимой девичьей вине!
Санитарка с голубыми глазами
Старик лежал на несвежем белье и щурил подслеповатые глаза. Он был очень слаб, говорил с трудом. Не знаю, кто отправил нас, пятиклассников, с тимуровской помощью к этому ветерану. Дверь в квартиру была не закрыта. Брать в скромном жилище было нечего, а сам открыть дверь посетителям старик не мог, он уже и с кровати-то не вставал. Помню тяжелый запах лекарств и горькие вздохи соседки, хлопотавшей на кухне – соседи старика одного не оставляли и каждый помогал, чем мог.
Его не интересовали незатейливые продукты, принесенные нами. Он хотел поговорить. Конечно, он называл и род войск, и места, где служил, но запомнилось мне из всего рассказа только одно обстоятельство.